Альпедуэ по свежим следам

Alpe d'Huez

Как мы знаем из классики литературы, все счастливые семьи счастливы одинаково. Группа друзей, много лет знакомых и регулярно ездящих в различные походы – чем не семья? А тем более, если представляются таковой с целью получения семейной скидки на скипас? Ну а лыжи – чем не счастье? Ведь, перефразируя известную яхтсменскую поговорку, плохой день на горе лучше, чем хороший день на работе. Поэтому, казалось бы, нечего и писать об очередной лыжной поездке, как две капли воды похожей на предыдущие. Однако же это впечатление обманчиво, и за столь привычными за многие годы ужимками и привычками постоянных персонажей проглядывают новые как актеры, так и обстоятельства.

Из привычного: К. – дает излишне оптимистичные оценки чего угодно и всех тащит за собой, дети его оставляют за собой шлейф потерянных шарфов и забытых ботинок (то же самое делает мой старший), С. – курит и готовит борщ, Д. оказывается прав во всех спорах, которые затевает (и тоже курит), ну а я – хорохорюсь, при этом под всяческими благовидными предлогами стараюсь избегать склонов круче, чем изображение на знаке “слегка крутая дорога”. Из нового: Н., который, хоть и ехал на лыжи в первый раз, практически с первого дня уже с неистребимым апломбом рассказывал как ездить тем, кто ездит уже много лет, и куда именно ездить тем, кто данный курорт уже изучили со всех сторон. М.П., который выглядит как архетипический французский лыжный инструктор, и который, тем не менее, тоже является перворазником.

Сани, как известно, готовят летом, и именно этим мы и занялись на пару с К. непрохладным израильским июльским днем, когда сама мысль о съезде с заснеженной горы на деревянных дощечках кажется не менее фантастичной, чем межзвездные перелеты. Тем не менее, дуэт все-будет-отлично (К.) и как-бы-чего-не-вышло (ВПС) уже третий год охлаждается в летнюю жару мечтами о снеге и планированием оного, причем с каждым годом ремиссия все короче, а заказ, соответственно, осуществляется все раньше. В этот раз полеты были заказаны уже в феврале, а шале – в августе. Как обычно, шале было тщательно изучено всеми возможными способами, включая спутниковые фотографии, секретные файлы ЦРУ и МИ-5 и агентурные сведения с сайта трипадвайзор, и, как обычно, никаких недостатков найдено не было.
Вообще, мне все чаще кажется, что количество накладок при планировании отпуска совершенно не коррелирует с количеством времени и усилий, затраченных на планирование (но против природы не попрешь, и я продолжаю прочесывать сеть в поисках по большому счету нерелевантной информации).

Я уже не помню, почему был выбран Альпедуэ: скорее всего, К. просто решил, что давно там не бывал, я глянул на расстояние от аэропорта и удовлетворенно хмыкнул (от прошлогодней поездки на до предела нагруженном народном-вагоне-транспортере из Вальгардены в Мюнхен я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту), а остальным просто было по барабану, куда их везут. Таким образом, уже в сентябре делать было особо нечего, и лыжная ломка опять овладела умами, поэтому я срочно начал заказывать вещи, которые обычно сильно загодя не заказывают, как то, семейные ски-пасы, русскоязычные тренеры для детей, а проделав и это, насел на К. (и доставил ему, надо думать, немало веселых минут) по поводу заказа машин, который осуществлялся особо хитрым образом, а потому, как нам было сказано, мы получим ваучеры аж за два дня до вылета. Некоторое оживление вызвало лишь обнаружение интересного факта: билеты, заказанные, как уже было сказано, аж в феврале, по горячим следам прошлогодних лыж, оказались с пересадкой – в Риме – длинной в 20 минут. Мы решили, что ну его бегать по римскому аэропорту с детьми на перевес, поэтому пришлось срочным образом перезаказывать билеты, которые теперь уже оказались с пересадкой в Брюсселе – вполне приличной длительности (аж 7 часов на пути домой).

Кстати, о детях. В этом году я решил взять с собой обоих детей, пяти и семи лет, так что извините за нервный почерк: я эти строки пишу в самолете, а оба ребенка теребят меня с обеих сторон. Я бы не сказал, что решение это было неверным, но оно, безусловно, было идиотским. То есть, я хочу сказать, что все, в общем-то, получили удовольствие, особенно те члены нашей группы, которые наблюдали за нашей семейной динамикой со стороны, но все признаки благородного безумия а-ля перелетная ворона в этом решении налицо. Кататься я мог только с утра (потому что дети катались только утром), на второй день они кататься и вовсе отказались наотрез (а значит, не катался и я), и ни один день не обходился без пары-тройки скандалов и сотни-другой довольно однообразных вопросов (не считая первого и последнего дня, когда надо было долго ехать в машине: тут счет вопросам шел уже на тысячи). Так что, дорогие читатели, остерегайтесь торфяных болот в темное время суток и лыжных отпусков с двумя детьми в любую погоду и при любых обстоятельствах.

Итак, в последнюю неделю января, просмотрев брошюрки по безопасности полета компании Brussels Airlines, нарисованные, судя по всему, автором картины Эдварда Мунка “Крик”, Эдвардом Мунком, мы приземлились в женевском аэропорту (тут ничего нового: на том же месте, в тот же час).

На подходе к стойке еврокар нас выловили Д. с М.К. из города М., и мы начали энергично принимать машины. Машин на этот раз было аж три: извечный транспортер (который мы, точнее, Н., традиционно уже помяли при заезде на стоянку), какой-то Ford SUV и маленькая пежошка. Машины принимали в некоторой спешке, потому что извечный оптимист К. хотел успеть получить ски-пасы и обмундирование в тот же день, а на следующий день уже стоять в очереди у подъемника в момент его открытия. Ничего нового не было ни в этом намерении, ни, замечу, забегая несколько вперед, в результате. Maybe next time, Mr. K.

Выехали, и поехали довольно бодро, так что уже часа через полтора были в торговом центре Шамнор, что в Шамбери. Планы на эту промзону были разработаны безупречные своей простотой и обоснованностью: останавливаемся посредине пути, кормим детей обедом, себя оснащаем французскими симами и жратвой на неделю, и прем дальше. Часа полтора-два на все, про все. Примерно так же думали, наверное, разработчики плана Барбаросса, и примерно так же были они удивлены тем, что получилось. Нашей русской зимой стала нерасторопность и лингвистическая ксенофобия французов: придя в отделение фирмы SFR, мы обнаружили, помимо солидной очереди, очень обстоятельных, и совершенно не говорящих по-английски работников. Пришлось мне и К. срочно восстанавливать в памяти рудименты галльского наречия. Дети решили, что момент, когда мы тщетно пытаемся понять особенности французских пакетов предоплаченной сотовой связи – это самый подходящий момент для того, чтобы напомнить о себе, поэтому было решено, что надо бы их покормить. Выбранный нами ресторан самообслуживания оказался заполненным до упора, плюс было непонятно, где платить и как получать еду, однако уже через полчаса мы поняли, что проблема в том, что мы зашли через выход.

Перерыв на обед и у нас в самолете: изральский бордер в предыдущем ряду закрывает лэптоп, на котором он редактирует свой свежеснятый бордерский фильм. В открытом редакторе – список сцен: “Офер круто едет” (на экране – бордер с фасеточными глазами неспеша появляется из-за хребта и с явным апломбом отрывается от земли аж на пять сантиметров, слегка – градуса на три – приподнимая при этом передний край своего борда и производя мановение рукой, как будто бы он бы схватился за борд, если бы ему не было в лом), “все пацаны едут вместе”, “Нимрод ебошит лук на склоне”. Рядом с редактором сидит парень из той же группы, с которым мы обмениваемся парой фраз. Парень ездил в первый раз, и, по его словам, очень страдал. Полагаю, что это Нимрод.

Ну, вот и покушали. Продолжаем рассказ. Итак, найдя вход в ресторан, мы наконец-то разобрались в том, как он работает: надо сначала заплатить за еду, потом пройти в зал и коршуном выглядывать свободный стол, а выглядев – налетать на него кавалерийским наскоком, усаживать вокруг него детей и куртки, побольше курток, после чего идти собственно за едой. Посредственное качество еды уравновешивалось лишь высокой ее ценой. Плюс, мы попали туда в час пик, и очереди были за всем, включая десерты и гарниры, причем очереди эти были таким образом организованы, что любому начинающему антропологу сразу стало бы понятно, что французы – тоже немножко средиземноморская культура.

Следующим пунктом программы была закупка продуктов. Мы с Н. к этому вопросу подошли ответственно (в рамках лыжной ломки я дошел до того, что составил список покупок, разбитый на разделы, и включающий в себя все, что нужно группе из 16 человек для отдыха, включая ингредиенты для приготовления борща, гуляша, плова и блинов). Сначала мы пошли просто в большой супер, в котором сыров, скажем, было сортов 20, но минут через десять пришел гигантоман К., и радостно рассказал, что буквально за углом есть совсем уж гигантский супер, в котором сыров еще на порядок больше. Оставив одну наполненную тележку К., мы со второй пошли через весь гигантский торговый центр, и через каких-то пару километров дошли до гигантского супера за углом. Тут со мной случился приступ болезни, рецидивы которой случаются со мной в каждый визит во Францию, и помимо заполнения позиций списка, я еще слегка подналег на печеночные паштеты, да так, что до конца недели мы их все не съели (хотя я честно пытался). В какой-то момент нас начали донимать звонками те, кто остались сторожить детей у машин, поэтому наш шоппинг в какой-то момент стал напоминать сцену из какого-то реалити-шоу: один везет тележку бегом, еще двое бегут перед тележкой и сгребают в нее все, что стоит на полках по обе стороны прохода.

Распихали по машинам, выехали. На часах – где-то 5 вечера. Между тем, хозяйке шале я сказал (положившись на оптимизм К.), что ключ собираемся забирать в районе двух. Звоню ей, на месте ее нет. Она предлагает забрать ключ в Бург Л’уазон, деревне ниже по склону. Далее с ней происходит несколько диалогов, в процессе которых я пытаюсь понять, откуда же именно забирать ключ, и постепенно понимаю, что она уверена, что я еду на автобусе (рейсовом), а поэтому ему не представит труда остановить машину рядом с каким-то топонимом, который она произносит французской скороговоркой (подобно тому, как, по мнению Гулливера, возвращаюшегося из страны великанов, капитану корабля не представит труда поднять из воды его дом, схватившись рукой за кольцо в крыше). Попытки заполучить у нее адрес, который можно вбить в GPS, не увенчались успехом. В итоге договорились встретиться уже в шале. “Я буду вас ждать там”, сказала нам она. “Как же, как же”, подумал я, “мы-то уже выше твоей деревни на серпантине, по воздуху что-ли ты нас обгонишь?” Что интересно, она действительно ждала нас уже там. Наверное, прилетела на метле.

Шале превзошло все (мои) ожидания: уютные (недоброжелатели сказали бы, что тесные) комнатки (недоброжелатели назвали бы их каморками), отличный джакуззи, сауна, повсюду деревянная обивка, интернет с дефолтным паролем администрации (который на четвертый, самый безумный день был переименован в “xalyava”) и, верх моих чаяний, раклетница (а у нас с собой БЫЛО). К тому моменту лыжный магазин был уже, конечно, закрыт, поэтому мы занялись the next best thing (то есть, раклетом).

В чем причина очередного нашего фиаско с первым днем – я так и не понял. Вроде бы, задержки в сотовом магазине, ресторане, супере были невелики. Да, разумеется, мы могли бы сэкономить полчаса – час, рспараллелив процесс, но проблемы бы это не решило. Возможно, просто, мы ставим перед собой невозможные цели, и завершить всю логистику в день прилета нереально? Не знаю.

Наевшись тяжелой пищей, смущающей дух и мутнящей разум, К. начал высказывать идеи по поводу того, как рано мы завтра встанем, чтобы все же оказаться во всеоружии на момент открытия подъемников. Я было поинтересовался, не укусил ли его Х., наш общий друг, славный некоторой степенью фанатизма во всем, что связано с лыжами, но тут все дружно согласились (видимо, побоявшись, что, начав с побудки в 6 утра, К. этим не ограничится, и начнет двигать планку все выше, точнее, раньше, совершенно игнорируя тот факт, что как магазин, так и офис ски-паса открывается в 8:30, и ни минутой раньше).

***

Пробуждение было тяжким. Во-первых, в шесть утра после длинного переезда – это не наш фан. Во-вторых, я забыл, как сухо бывает в крепко натопленных лыжных шале, и не принял мер (как то, наполненных до краев умывальников, кастрюль с водой, увлажнителей воздуха и пр.). Все это не мешало нам, впрочем, прибыть в магазин вскоре после открытия (из чего я делаю вывод, что первый наш выход занял рекордно быстрое время – два с половиной часа). Там нас уже ждали 16 комплектов оборудования, над заказом которого я в свое время нехило попотел: дошло до того, что один из юных участников нашей группы возжелал лыжи зеленого цвета – никакой другой колер его не устраивал. Магазин был выбран очень удачно: прямо рядом со склоном, бесплатные шкафчики для оборудования (так что из дома можно выезжать налегке – что очень удачно, учитывая, что обещанный ограниченный ski-in/ski-out оказался миражом, физической невозможностью, абсурдом и несуразицей), и соседняя дверь ведет в полне приличный кабак, в котором мы оставили не одну сотню европейских рублей (нас там скоро уже узнавали, и при виде наших детей, стучащими по лестнице своими лыжными ботинками, начинали срочно убирать по шкафам все бьющееся и колющее). Да, и снаряжение тоже вполне приличное (там даже оказались заказанные для К. CHAM 74, что означает, по воздетым горе глазам и восторженным возгласам К. “очень крутые лыжики”), но это уже детали.

И вот настал он, этот сладостный момент: мы становимся на лыжи. Сразу становится очевидна одна из особенностей лыжного отпуска с детьми: помимо прочих хлопот, необходимо отбуксировать аж до домика инструкторов обоих детей, из которых один практически на лыжах до того не стоял. С одним-то это просто, а вот когда тащишь двоих на буксире, отталкиваться уже рук не хватает. Детского инструктора зовут Стефан, и не смотря на вполне русское имя, русский язык степкин имеет остро выраженную лыжную направленность. Скажем, согни колени или там держи лыжи ближе он сказать может (а возможно, даже, и “производи траверс вдоль градиента”), а вот “который час” – вряд ли.

Ура – дети сданы. Едем исправлять психологические травмы: С. первый раз был на лыжах здесь же, и ему тогда казалась ужасно трудной одна из синих трас. Спускаемся по ней – легко! С. рвется в бой, и требует красненького. К. осторожен, и говорит, что в первый день будем разминаться синеньким. Снова поднимаемся на “сигнал” (мы с К. сидим на креслах, наблюдаем под собой бугель, К. произносит: “а вот если бы ты, димруб, ехал внизу, то это был бы гугель на бугеле”), и едем вдаль и влево по “маленькому принцу”. Посередине от него отходит какая-то красненькая. К. уже размялся, и заворачивает вправо, однако, взглянув вниз, все же, тормозит нас: я-мол тут побыстрому спущусь, а вы езжайте в объезд, я вас внизу подожду. Проехав в объезд, обнаруживаем К., все еще неторопливо соскребывающегося по этой красненькой (вся она – метров 100 – 150). Наконец, доехал. Уф, говорит, ну и шутники же эти французы – могульный необработанный отвесный склон обозвать красной трассой! Я потом в один из дней проезжал на подъемнике мимо этой красненькой. Она в тот день была закрыта, но троих джигитов это не остановило: я как раз мог наблюдать момент, когда один из джигитов расстался с одной из лыж, и та начала стремительный спуск по этому склону. Тут и далее система маркировки трасс французами не раз скрашивала нам досуг своей непредсказуемостью: скажем, красным цветом, помимо вышеупомянутой зубодробилки, была также отмечена и некая трасса сверху на леднике, по которой мы с Д.К. проехали по ошибке, приняв ее за синюю.

В какой-то момент у меня звонит телефон: сдуру, я взял местную симку и себе, и старшему ребенку. Ребенок звонит мне, чтобы сообщить, что он потерялся. Потом оказалось, что он съехал посреди бугеля, и вместо того, чтобы подождать инструктора, сразу начал названивать мне. На второй день я телефон у ребенка забрал, а сам обменялся номерами с инструктором.

Откатавшись до обеда, встречаемся все в кабаке около нижних подъемников. Более мерзкой шарашки я за все время катания не видел: официанты очень сильно перегружены, а оттого еще и нелюбезны, жрачка дорогая и невкусная, плюс весь заказ перепутан (тут не могу, для контраста, не упомянуть лучшего кабака на горе, который случился в моей небогатой лыжной карьере: мясной – разумеется – ресторан в Чияне, что в Чили. Какое мясо – ах!) Больше мы туда ни ногой, зато на второй день обнаружили для себя уже упоминавшийся кабак рядом с лыжным магазином. Всем, кроме К. этого хватило, но К. ни за что не удовлетворится хорошим в погоне за лучшим, поэтому в один из дней покидает нас в уютном насиженном месте, и устремляется обедать “где-то на горе”, где, якобы, и цены ниже, и качество выше (а на самом деле ровно наоборот, по крайней мере, в том, что касается цен). Через какое-то время от него раздается звонок: “Димка, такое дело, у меня в кабаке на горе карточка не проходит”. Я в это время как раз катаюсь с детьми. В срочном порядке снаряжаем спасательную экспедицию, и Д., новоиспеченный Стэнли, устремляется на встречу с Р., сыном К., новоиспеченным Ливингстоном. В спешке, однако, Д. и К. выбрали не самую лучшую точку для рандеву, плюс Р. в своей легендарной торопливости пропустил нужный поворот, поэтому Р. топает метров 200 по целине вверх по склону. Не знаю, как он выглядел по окончании этой прогулки, но не удивился бы, если бы Д. его в таком виде не узнал, и поприветствовал его словами “доктор Ливингстон, полагаю?” Вот и покушали.

Мы с детьми закончили катание первыми, забираем у Д. ключ от машины, и идем потихоньку в супер, докупить некоторого количества еды. С кучей тонких рвущихся пакетов в руках выходим, и начинаем искать машину. Машины нет. Д. на телефон не отвечает. Это потом выяснилось, что он ее на подземную стоянку поставил, а тогда я уже был уверен, что совсем одурел от разреженного воздуха, и не в состоянии в трех стоянках машину найти. Телефоны ни у кого не отвечают – все уже на горе. Принимаю решение идти пешком. Идем, дети тащятся за мной, периодически кидаясь на снег, как будто только что его увидели. По дороге идти стремно – довольно длинные зигзаги, поэтому пытаюсь сократить. Досокращались: дом уже в 100 метрах под нами, и мы даже видим К., входящего в него вместе со своими детьми, но между нами и домом – снежная целина. Продукты пачкать и мочить не хочется, поэтому звоню К., прошу за мной подъехать. Пикантность ситуации в том, что К. как раз пытается проверить наличие ski-in, о котором нам стыдливо намекали при заказе шале, и свою цивильную обувь оставил в шкафчике в магазине, а в лыжной на педали не понажимаешь. К. едет за нами босиком, я сдаю ему младшего ребенка и продукты, а со старшим мы скатываемся до дома на попе. В дальнейшем этот маршрут обрел большую популярность, и все члены нашей группы оттуда скатились хотя бы по разу.

На второй день ничего интересного не происходит: дети кашляют, канючат, и я волевым решением постановляю остаться с ними в шале. Каждый занят своим делом: дети канючат и дерутся, я их разнимаю, навожу порядок в шале, по которому, как могло бы показаться, прошел тайфун, после чего в нем был расквартирован гусарский полк, заодно готовлю ужин на всю ораву. Потом идем лепить снеговика (сдуру мы поставили его на краю дороги, и какая-то машина его в тот же день сбила). В оставшееся время сидим в джакузи. В Альпедуэ есть внешний подогреваемый бассейн. Я ужасно люблю такие штуки: сидишь себе в горячей воде, даром что не кипяток, а макушка в прохладе, а вокруг – горы заснеженные, но что-то в этот раз мы до бассейна так и не добрались, любовались кусочком горы, видимым из джакузи.

На третий день затеяли съемки. К. привез аж две камеры: обычную – и свежекупленный GoPro. GoPro для начала забрал себе Р. Проблема, однако, заключалась в манере езды Р. Ездит он быстро, хорошо, и, как и герой известного интернет-мема медоед, doesn’t care, то есть никого не ждет. Обычно он едет первым, быстро просвистывает всю трассу (я помню, как еще пять лет назад, в мой первый выезд на лыжи, К. кричал ему “тормози” на склонах Авориаза: Р. уже тогда не утруждал себя замедлением езды, и останавливался либо когда кончался склон, либо когда находил подходящего лыжника или сугроб), потом долго всех ждет внизу. То же самое он, как тот скорпион, у которого в природе – жалить лягушек, проделал и с камерой на лбу. В результате, в кадре того, что он наснимал, очень много красивого снега, немного кончиков его лыж, и ни одного знакомого лыжника. Единственное исключение – заснятый им кадр, как он зачем-то залепил в глаз своей сестре, и реакция оной. Так что уже на следующий день К. камеру забрал, и дальше снимал сам (надеюсь, он эти съемки даже где-нибудь когда-нибудь выложит). Очень забавно смотреть, как он снимает разговор с инструктором. Инструктор говорит, скажем, “а сейчас мы поедем на ледник” – и ждет реакции. К. стоически держит голову прямо – чтобы изображение не дергалось. Инструктор выжидательно смотрит на К., затем повторяет фразу, в надежде, что К. его не расслышал. К., в итоге, не выдерживает, и кивает головой. Картинка прыгает вверх-вниз-вверх-вниз.

***

Совсем забыл написать про ботинки: купил я их себе этим летом во время поездки в штаты, в рамках все той же парадигмы приготовления скользяще-сиделищных транспортных средств в момент нахождения солнца в перигелии. Ботинки – саломон, impact 100 cs, при покупке чувак по имени Джош сначала долго-долго измерял мою ногу, потом долго-долго колдовал над ботинками, нагревая их, охлаждая, сдавливая специальным прессом, в общем, измывался, как мог, разве только в испанский сапог он эти ботинки не помещал, такую неприязнь к ним испытывал. В результате последней модификации я вообще, казалось бы, перестал на себе эти ботинки ощущать. В первый день, когда я их надел, поначалу они немного жали – ровно там, где умелец Джош больше всего колотил летом, но через пару часов это ощущение исчезло. Зато на четвертый день появились совсем новые ощущения. Сразу после прохода по склонам ратраков произошел какой-то метеорологический казус (снег не то подтаял, не то заморозился), и склоны превратились в натуральную крупную терку. У меня плоскостопие, между прочим. Поэтому помимо ботинок, каски, носков из умной шерсти (нельзя ли этой шерсти доверить воспитание детей часом?) я купил еще и пару супер-пупер стелек, которые Джош с присущим ему садизмом вбил в башмаки. Как оказалось, эффективность этих стелек на альпедуэзовской терке сравнима с эффективностью зонтиков для рыб, припарок для мертвых, и пятых ног для собак. После каждого склона я практически сваливался на подъемник, и понемногу отходил. Ступни болели безумно. Раньше я ездил со своими ортопедическими стельками, но куда-то их подевал. Придется, увы, делать новые.

С каким наслаждением я в этот день снял ботинки – этого не передать. А дети – хоть бы хны. Со старшим я в тот день даже проехал по одной из трасс. Дело осложнялось тем, что едь бы я один, я бы старался как можно меньше поворачивать (когда вдоль разратраченных полос едешь – не так больно, чем когда поперек), но ноблисс оближ, и ребенку надо было показывать пример. А ему хоть бы хны – ехал себе и ехал, как ни в чем не бывало.

На пятый день мы с Д. решили, что так жить нельзя, и поехали наверх, на ледник. Кабинка рраз, кабинка два, кабинка три – и мы на вершине. Тут нет льда, тут сугробы и ветер. Отсюда начинаются две синие трассы, одна красная и одна черная. Решаем начать с синенькой, для ознакомления. Съезжаем – ну чо, то, что надо. Садимся на креселки, и едем обратно, наблюдаем под собой красную. Эта красная на вид ничем не отличается от только что проеденной синей, и мы начинаем думать, что они, видимо, часть пути совпадают. Решаем на этот раз съехать по красной, внимательно следя за вешками. Спускаемся – эффект ровно тот же. Тут мы и понимаем, что оба раза съехали по красной. Увы, пока мы стояли в очередях на подъемники, наше время истекло, пора возвращаться за детьми.

Вечером пятого дня Д. вдруг предложил не ехать в аэропорт прямо в субботу утром, а переместиться в Аннеси, в каких-то 30 минутах от аэропорта, уже в пятницу, и в субботу ехать без напряга. Д., конечно же, всех убедил (в первую очередь меня, который после обеда и так не катался), но К. сражался до последнего за право своих детей кататься до конца. Дело кончилось тем, что я по-быстрому заказал нам гостиницу в Аннеси, и все разбрелись по кроваткам.

К вечеру погода ощутимо поменялась, и утром небо обрушивает на нас дождь, слякоть и отсутствие видимости. С тяжелым сердцем собираемся и едем на склон. Сдаем с Д. детей, переглядываемся, и, не говоря ни слова, устремляемся в кабак. Тут я замечаю, что ни на одном из нас нет лыжных ботинок: Д. заранее решил не кататься, а за меня решило подсознание. Садимся за столик, начинаем обсуждать разные актуальные темы, как вдруг к нам присоединяется С. А за ним – Р. А за ним – Н. с ребенком. В общем, идея просачковать носилась в этот день в воздухе. Тем горжее (гордее?) я своими детьми, которые откатались по полной, хотя и вернулись мокрыми как цуцики. Но забавно (хотя и объяснимо), что никто из тех, кто днем ранее так стремился кататься до последнего, возможностью покататься под дождем и по слякоти не воспользовался.

Обедаем, по-быстрому собираемся, и отчаливаем. С. и К. остаются на вторую неделю, все остальные мы едем в Аннеси. В транспортере за рулем Д., я с детьми еду на Форде, где за рулем – Н. Наш водитель – большой любитель каньонинга (но не того, который шоппинг), поэтому как только мы съезжаем с серпантина, и становимся на дорогу, тянущуюся вдоль каньона, начинает восторгаться видами, при этом машина рыскает каждый раз в сторону достопримечательности, которой Н. в этот момент восторгается. Я судорожно цепляюсь за что только можно, ну а старшенького моего начинает мутить. Поэтому мы делаем остановку, и дальше веду уже я. Льет сильный дождь, темнеет, но мы уже на шоссе, и нам все равно.

Гостиница неплохая, тем более учитывая, что заказана всего 24 часами ранее. Единственное – у нас, оказывается, нет стоянки. Так что решаем совместить поиск стоянки с ужином. Делаем несколько кругов по городу (мы – ведущие, Д. – ведомый), который весь односторонний, и какой-то кривой. В итоге Д. включает свою “чуйку”, и в две минуты находит въезд на стоянку. Заезжаем, при этом транспортер только-только не касается крышей знаков, закрепленных на въезде. Под средней интенсивности дождем бежим искать еду, и заскакиваем в первый же попавшийся китайский ресторан. Тут-то ехидный Н и припомнил мне, как несколькими днями ранее я ему высокопарно компостировал мозги на тему того, что в чужой стране правильней всего есть местную еду. Ну виноват, что поделаешь – мокнуть не хотелось в поисках правильного кабака.

Утром завтракаем в традиционной французской патиссери традиционными французскими круасанами, и направляем свои стопы (шины?) в аэропорт. Но приключения еще не закончились: для начала нас тормозят на швейцарской границе, и настоятельно предлагают купить за 40 франков наклейку на машину. Предлагаем евро, но нас мягко, но непреклонно посылают: сначала в кассу, а оттуда (после того, как мы отстояли в очереди минут десять, только чтобы выяснить, что и в кассе не принимают ни евро, ни кредиток) – в обменный пункт. Как-то я от швейцарцев такой подлянки не ожидал. Купив наклейки, начинаем подумывать о возврате машин (а брали мы их с французской стороны). Многоопытные читатели уже улыбаются, читая это. Да, все так: это известная подлянка: машину брать с французской стороны дешевле, но и вернуть ее тогда надо с французской стороны, а никаких указателей, позволяющих это делать, не наблюдается. Сделав два круга, я подъехал к возврату, пребывая в уверенности, что находимся мы на правильной стороне. Я даже успел с присущим мне иногда апломбом разъяснить Н., что уверен, что мы там, где надо, потому как все надписи на французском (минут через пять, когда работник рента рассказал нам, что с нас 120 евро за машину штрафа за возврат, я конечно же вспомнил, что в Швейцарии в каждом кантоне свой – один – государственный язык, на котором и написано большинство надписей, но было поздно).

Время поджимало, и мы понеслись в терминал, на возню с машинами времени уже не оставалось. Уф, успели в последний момент. Рассаживаемся по местам, и тут М.П., сидящий за мной, спрашивает: Дима, сколько нам еще лететь? Совершенно не задумываясь отвечаю: полтора часа. Поначалу даже не понимаю, почему все вдруг начинают хохотать. А дело вот в чем: всю дорогу до аэропорта дети с заднего сиденья донимали меня вопросами о том, сколько ехать осталось. Сначала я терпеливо отвечал, затем начал грозиться пересадить их в багажник, а потом начал раздавать наказания: по дню без сладкого за каждый вопрос. Поэтому М.П. счел хорошей и остроумной идеей спровоцировать меня на то, чтобы и его оставить без сладкого. Ну да ладно. Полтора часа вопросов когда же уже долетим – и мы в Брюсселе. У нас – почти 7 часов до следующего полета. Я хотел в мини-европу (там, мне кажется, с детьми неплохо было бы потусоваться), но все хотели в центр Брюсселя, а я и не настаивал. Купили билеты на автобус и поехали. Автобус оказался каким-то ужасно медленным (впрочем, ровно в той мере, которая была предсказана google maps), так что пока мы доехали до главной площади, пока пообедали, пора было и возвращаться. На выходе из ресторана к нам подошла группка из 4-х людей в костюмах, которые попросили с нами сфотографироваться. Оказывается, у них там какой-то корпоративный треннинг, и им дают всякие дурацкие задания, которые они должны выполнять, бегая по городу. Ну а мы что, нам жалко? Сфотографировались. Идем дальше к автобусу, через 50 метров – еще одна такая же группа. Та же просьба. Сфотографировались и с ними. К третьей группе я уже направился сам, и предложил свои услуги в качестве фона для фотографии, но они в ужасе от меня шарахнулись.

Ну вот и все, собственно. Без приключений (если не считать потери Р. билета на автобус) добираемся обратно до аэропорта, на этот раз скомбиновав автобус с метро, садимся в самолет – и отпуск закончился. 4 часа сначала буйной детской активности, затем разнузданного детского сна, посадка, ужасное детское недовольство по поводу побудки – и вот нас уже встречают. До следующей зимы!

 

Be the first to comment

Leave a Reply

This site uses Akismet to reduce spam. Learn how your comment data is processed.